Газета New York Times на этой неделе опубликовала большой репортаж из киевской психиатрической больницы имени Ивана Павлова, где лечат украинских военнослужащих, вернувшихся с передовой. Пересказываем главное

Газета New York Times на этой неделе опубликовала большой репортаж из киевской психиатрической больницы имени Ивана Павлова, где лечат украинских военнослужащих, вернувшихся с передовой. Пересказываем главное

Многие из тех, с кем поговорили журналисты, страдают от психологических травм, полученных в бою – кого-то мучает гибель товарищей или близких, у других бессонница, спутанные мысли, отрешенность, отсутствие воли к жизни.

Издание описывает, как наше понимание травмы, нанесенной войной, менялось за последнее столетие. В Первую мировую войну солдат, кричащих или плачущих в больничных палатах, называли “моральными инвалидами”, но уже во время Второй мировой врачи признавали, что психика не выдерживает долгого пребывания в бою, а некоторые даже посчитали дни, после которых солдаты переставали психологически справляться с ужасами войны – это 200-240 дней на передовой. Вьетнам же показал, как война может оставить отпечаток на психике целого поколения мужчин, влияя на их трудоспособность и семейную жизнь, а недавние исследования указывают на то, что психологические травмы могут влиять даже на следующие поколения.

NYT отмечает, что война в Украине отличается от многих других войн современности особой жестокостью – передовые позиции постоянно обстреливаются вражеской артиллерией, а украинские силы в многом состоят из мужчин и женщин, не имеющих предыдущего боевого опыта.

53-летний Виктор до войны был учителем. “Ребята говорят, что я разговариваю во сне, отстреливаюсь в окопах, – рассказал он NYT. – Мои погибшие побратимы, с которыми я сижу в окопе, говорят: “Витя, чего ты не стреляешь, ты же видишь, что они приближаются?” Но я паникую. Проходит время, пока я понимаю, что это был сон. Это очень, очень больно. Хочется скрутиться калачиком под одеялом где-то в углу. Некоторые мои побратимы были моими бывшими учениками. Я работал в школе, и они ходили на мои занятия. Мы были вместе с начала войны, в одних окопах, на одних позициях, и они погибли, а я – нет”.
NYT также поговорила с врачами больницы, помогающими солдатам. Одна из них, доктор Антонина Андреенко, ночует прямо на раскладушке в своем кабинете – работы с пациентами настолько много, что она не может позволить себе уйти домой.

Психотерапевтов в отделении нет, рассказывает она, солдат лечат в основном препаратами.

У одного из ее пациентов родители жили около линии фронта. Они оба погибли, когда в окно их кухни кто-то бросил гранату. Мужчина приехал домой, чтобы забрать их останки, и увез два пакета – в одном останки отца, в другом – матери. “Какая таблетка здесь поможет?” – задаётся вопросом Андреенко.
В июне больница открыла дополнительное отделение на 40 коек – спустя неделю оно выросло до 100 коек.

Через 3-4 недели в стационаре военнослужащие возвращаются на повторную оценку психологического состояния в свои подразделения. Около 70% из них возвращаются в строй.

@bbcrussian